По какому пути может пойти российская экономика?

Расширяющийся список западных санкций, вводимых против России, а также продолжающееся сопротивление киевского режима (которое откладывает урегулирование украинского кризиса на неопределённое будущее) заставляют относиться к предположению о скорой отмене вводимых Западом рестрикционных мер как к неоправданно оптимистическому. А значит, придётся жить в условиях этих санкций, восполнять нанесённый ими ущерб и находить способы экономического развития.

И здесь начинается борьба различных групп интересов за то, какие меры поддержки экономики будут приниматься и какая модель экономического развития будет принята за образец, к которому надо приближать реальную российскую экономику. От этого зависит, насколько сильно придётся внедрять принципы мобилизационной экономики, как будет устроен механизм инвестиций и насколько большая свобода будет предоставлена частной инициативе.

Базовых вариантов четыре (с учётом того, что в реальности возможны промежуточные, сочетающие в себе признаки нескольких базовых вариантов). Два крайних — это сохранение существующей модели экономики и построение экономики мобилизационной.

Промежуточные — это «условный НЭП» и модель государственного регулирования олигархического капитализма.

Этот вариант предусматривает сохранение существующей модели экономики, только «отгороженной» от западных стран в широком смысле, то есть включая Японию, Южную Корею, Сингапур и Австралию. В этой модели ЦБ предоставляет банкам ликвидность, но они теперь играют не на курсе доллара, а на операциях обмена рублей на юани и индийские рупии.

В этом варианте открытие фондового рынка вынужденно будет очень постепенным, снижение стоимости акций (за счёт выхода из них западных инвесторов) — существенным. Отдельная тема — уход из России международных рейтинговых агентств и возможность или невозможность создания национальной системы рейтингования компаний.

Для российских участников рынка невозможность инвестировать в растущие американские и европейские акции создаст серьёзные проблемы. Китайский фондовый рынок в силу своей специфики требует больших усилий и продолжительного времени, чтобы освоить существующие там правила и вникнуть в намечающиеся тренды. Индийский рынок ближе к западной модели, но тоже имеет свою специфику. Поэтому рассчитывать, что там будет просто зарабатывать деньги, — не приходится. Российский фондовый рынок после того, как курсы акций нащупают дно, будет, возможно, более предсказуем. Но принцип отнесения акций к голубым фишкам несколько изменится.

В реальной экономике рост будет не за теми предприятиями, которые смогут выходить на зарубежные рынки. Экспортёры, конечно, останутся, но государство будет играть ключевую роль в договорённостях о допуске отечественного экспорта на зарубежные рынки. И оно же будет изымать значительную часть полученной валютной выручки. Что при этом придётся на долю акционеров (и как будет расти курс акций) — вопрос второстепенный.

Большой потенциал развития появится у предприятий, которые будут заниматься импортозамещением и сумеют преодолеть встречающиеся на этом пути препятствия. Рассмотрим трудности, с которыми могут столкнуться компании.

1. Необходимость найти источники инвестиций.
   
   При ставке ЦБ 20% рублёвые кредиты не способны стать источником инвестиций. Тем более что российские банки предпочитают давать кредиты исключительно под залоги. Проектное финансирование в современной России не развито, по крайней мере в банковском секторе. А предприятия реального сектора в большинстве своём уже закредитованы, то есть использовали имеющиеся залоги для получения ссуд на пополнение оборотных средств. С повышением вслед за ставкой ЦБ ставок по предоставленным им кредитным линиям предприятиям потребуется изыскивать дополнительные средства для обслуживания уже взятых кредитов.

2. Выстраивание новых технологических цепочек взамен разрушенных санкциями.
   
   Если каждое предприятие будет решать эту проблему самостоятельно, то стоимость таких решений может оказаться неоправданно высокой. А кооперация заказчиков из разных отраслей на импортозамещающие компоненты была бы возможна в рамках национальных программ. Но практика создания таких программ в прошлые годы показывает, что их разработка и утверждение занимает продолжительный срок, в течение которого идёт яростная аппаратная борьба между представителями тех или иных потенциальных выгодоприобретателей (получателей бюджетных средств). И не всегда принятая в результате программа способствует оптимальному достижению поставленной цели.
   
   
3. Проблема инвестирования полученной прибыли.
   
   Предприятия, которые получили финансирование и успешно отчитались об освоении средств и выполнении поставленных задач, оказываются перед необходимостью куда-то направить полученную прибыль. Расширять производство они не могут: они выполнили показатели нацпрограммы, а спрос сверх этого возможен, но отнюдь не гарантирован. Наконец, есть и физические лица — выгодоприобретатели. Такого рода прибыль раньше выводилась из страны в разного рода офшоры. В условиях, когда под санкциями российский экспорт уменьшится, а потребности в валюте — увеличатся, ЦБ станет перед дилеммой: постоянно ослаблять российский рубль (со всеми проблемами для населения и предприятий, закупающих импортное оборудование) или ввести жёсткое валютное регулирование. Но тогда российская экономика почти перестанет быть либеральной.

Чисто мобилизационная экономика в сегодняшней России вряд ли возможна, хотя о такой стратегии борьбы с санкциями стали говорить всё больше.

Создать некий экономический штаб, который будет распределять ресурсы и планировать производство всего, как это было в Советском Союзе, невозможно, но отнюдь не по идеологическим причинам. В крупных госкорпорациях на руководящих позициях сегодня мало производственников. Да и в крупных частных компаниях они редки. Современные топ-менеджеры в первую очередь финансисты. Они следят за тем, чтобы принимаемые организационные и технологические решения вели к увеличению денежного потока, рентабельности или капитализации компании. В условиях директивного управления все эти цели становятся иллюзорными. А реальные производственные возможности компании — существенный козырь в борьбе за директивно распределяемые ресурсы — могут развивать лишь люди, понимающие в производстве.

Такие люди есть, но их сегодня недостаточно. Мало производственников и в правительстве. Поэтому пока чрезвычайная помощь экономике в условиях наложенных на Россию санкций формулируется в духе либеральных рецептов — «выделить триллион рублей…». Возможно ли в принципе быстро создать в России современный аналог Госплана? В этом есть большие сомнения. Причём если для госкорпораций, крупных монопольных компаний и экспортных отраслей такой чрезвычайный штаб, может быть, смог бы обеспечивать координацию действий, учёт необходимых ресурсов и снабжение ими, то для отраслей, работающих на потребительский рынок и представленных большим количеством средних и малых предприятий, никакой чрезвычайный штаб не сможет обеспечить директивное руководство.

В условиях описанных выше проблем логично выглядит конструкция из сочетания директивно-мобилизационного управления госкорпорациями, сильно монополизированными и экспортными отраслями, а также сохранённой рыночной среды для предприятий, работающих на потребительский рынок.

Вопрос в том, как будет выстроен инвестиционный контур этого сектора экономики. Главная задача на этом пути — создание институтов проектного финансирования, способных работать не с отдельными исполнителями нацпроектов, а с массовыми предприятиями, которые собираются работать на рынок. Если переложить эту функцию на банки и резко понизить целевую ставку ЦБ (и, соответственно, ставку по выделяемым таким предприятиям кредитам), то возникнет угроза неконтролируемого роста вывоза капитала. Кроме того, у российских банков практически нет опыта проектного финансирования, а залогов средние и малые предприятия, которые собираются заняться импортозамещением потребительской продукции, скорее всего, предоставить не смогут.

Ещё одно узкое место описываемого подхода — в необходимости обеспечить предприятиям, собирающимся работать на потребительский рынок, доступ к импорту необходимого оборудования или к заказу такого оборудования в директивно управляемом секторе экономики. Для возможности импорта они должны иметь доступ к закупке валюты, что представляется малореальным в условиях ожидаемого ужесточения валютного регулирования. В советском варианте НЭПа вопрос решили введением конвертируемого (и обеспеченного золотом) червонца. Каким может быть решение сегодня? Введение цифрового рубля, жёстко привязанного, например, к юаню? Выделение определённой части экспортной выручки на нужды импортозамещения? А как тогда распределять суммы между предприятиями? Устраивать аукционы? Но при доступе к дешёвому проектному финансированию возникают риски использования части этих средств для валютных спекуляций.

Дефицит квалифицированных организаторов производства и большое влияние финансово-промышленных групп и руководства госкорпораций заставляют предполагать, что наиболее вероятным сценарием экономической мобилизации станет создание при правительстве некоего координационного центра и ряда подчинённых ему структур, призванных распределять наиболее важные дефицитные ресурсы. Подобные механизмы создавались и в Великобритании после начала Второй мировой войны (Министерство военного производства во главе с выходцем из «Бритиш метал корпорейшн» Оливером Литтлтоном), и в Германии ещё в ходе подготовки к ней (рейхсминистр экономики Ялмар Шахт и параллельно работавшее Управление по четырёхлетнему плану, номинально возглавлявшееся Германом Герингом, а реально бывшее коллективным штабом с целым созвездием блестящих организаторов производства, включая Альберта Шпеера, Карла Крауха, Вильгельма Кепплера и других). Аналогичные структуры, только менее знаменитые, были созданы в период Первой мировой войны в Российской империи (военно-промышленные комитеты — ВПК, среди наиболее известных деятелей которых можно назвать Александра Гучкова и Павла Рябушинского). Основной задачей ВПК было централизованное получение правительственных заказов на поставку военного снаряжения и размещение его на промышленных предприятиях. ВПК были посредниками между государством и частной промышленностью. Они также участвовали в улаживании конфликтов между рабочими и предпринимателями (примирительные камеры).

В современной России такие структуры могут принять формат рабочих групп при правительстве (или при созданном правительством штабе по импортозамещению). Это позволит локализовать лоббистские усилия частных компаний (и госкорпораций) в борьбе за средства госфинансирования, выделяемые на импортозамещение. Эффективность подобных институтов может варьироваться в широких пределах — от высокой, как у немецкого Управления по четырёхлетнему плану, до временами почти вредительской, как у российских ВПК в конце 1916 — начале 1917 г.

Эффективность работы подобных структур зависит в первую очередь от того, приводными ремнями от кого и к кому они служат: от государства к крупному бизнесу, который государство намерено использовать для достижения своих целей, или наоборот — от крупного бизнеса к государству, чтобы использовать государственные рычаги в интересах промышленников.

Вопрос поддержки малого и среднего бизнеса и включения его в национальную программу импортозамещения остаётся в этом случае таким же, как и в варианте НЭПа 2.0.